Загрузка. Пожалуйста, подождите...
| |
Я Дед Мороз
- Так, ну давайте по одной и пора! – Снегурочка строго оглядела нас, - Все всё поняли? Все перевоплотились? Вовчанга, ты Гном, Вовчанга! Митюня, ты Олень? - Ага, - Олень переминался с копыта на копыто, привыкая к образу. - Деда, - внучка бросила на меня строгий взгляд, ты Санта-Клаус. Чота ты в говно уже, не? Я Дед Мороз. Но сейчас, на время католического Рождества, я – Санта-Клаус. «Наебалово» - скажете вы. «А что делать» - отвечу я. Нет, раньше всё было по-честному. В Европе работал настоящий Санта, нормальный в принципе мужик, хоть и с припиздью. Я отвечал за Российскую империю и прочую вменяемую Евразию. Жили мы, работали, развозили подарки детям. Иногда пересекались в пограничных лесах, гудели по-соседски. Но случилась в 1812 году такая неприятность – ёбнули нашего Санту партизаны. Расслабился старикашка, довыёбывался санками своими. Пока я на шум успел, уже и оленя освежевали, и с Санты с Гномом сапоги стащили. Ну и чо вы мне делать прикажете? Не бросать же детишек. Пришлось мне впрягаться. Пораскинули умом со Снегуркой, корешей подтянули. Ну под Рождество превращаю их в Оленя да Гнома, и едем чесать по Европе. Олень подарки тащит, я раскидываю, Гном идеален на подхвате и для мелкого западла. Отработаем по Европе – едем домой. Друзья по домам, я со внучкой в тур по стране и окрестностям. Так и живём. - Ну всё, пиздуйте, - Снегурочка подтолкнула меня к лесу, - Границу перейти надо пока темно. Скоро патруль пойдёт. Там с осеннего призыва духи, могут и уебать сдуру. - Я – Дед Мороз! – гордо зарычал я, - Я царь ёбаной зимы, властитель стужи и метели! Кто меня ёбнет? Кто бля? Да я дуну и тут блять вечная мерзлота будет до Урала! Караси в Дону замёрзнут, вот такой я молодец! - А чо, давай дунем, - Гном завозился в карманах, - Щас я тут быстро, у меня тут где-то это. - Чо-чо тут у вас? – Олень сбросил мешок в снег и приблизил к нам своё рогатое лицо. - Пошли блять набуй быстро в лес, опойцы!!! – Снегурочка заметно волновалась, - Ты, мандун зелёный, - она схватила Гнома за воротник, - Ты свои замашки-то сручие оставь! Чтобы в этот раз всё ровно прошло, ясно вам? - А что, типа когда-то всё плохо было? – важно надулся Гном. Я отвёл глаза в кусты. - А кто в позатом году до трёх ночи блядям на трассе шоколадки дарил, а?! - Минутная слабость, - Гном поморщился, - Одежду пустите, дышать хочется. Олень не то гыгыкнул, не то рыгнул капустой. - А ты чо, герой дохуя? – Снегурочка резко пошла к нему, - Кто на новый две тысячи пятый год природу зарыгал? А?! Реликтовые леса, твою мать! Родники студёные, ёбаный ты энурез! Кто?! На каждое слово для сущей убедительности внучка хлестала Оленя по морде кожаной перчаткой. - Я без умысла, - торопливо оправдывалась копытная жертва, - Портвейн не специально пил, негаданно вышло. - Ты, залупа замшевая, мне тут не манди! Твоё дело лошадиное: отвёз подарки, постоял на стрёме, и привёз без геморроя и прочего блядства на родину тело вот этого, - Снегурочка кивнула на меня, - А в том что он найдёт где нарезаться, сомнений за последние пару сотен лет не осталось. Понял бля?! - Да. – коротко икнул Олень и сел на жопу. - Так. Теперь ты. - А чо я? – я суетливо подхватил мешок и водрузил его на горб животному, - Пора нам, пойдём мы. Прощаться давай, внученька! - Сюда внемли, - цепкая девичья ручка с красным маникюром схватила меня за бороду и пригнула к хозяйке, - Хоть ты мне и дедушка, а триппера в семью нести не надо. Понял бля? - Понял, - я моргнул и быстро дал зуб, - Всё уяснил, не изволь переживать. - Ох бля, - примирительно вздохнула Снегурка и разжала пальцы, - С вами попробуй не переживать. Так всё, идите уже. Завтра-послезавтра работаете, три дня на вам распиздяйство и разграбление, двадцать девятого чтобы дома был. Ступайте, всё. Мы не оглядываясь вошли в густой ельник. - Хорошо в лесу, - Олень довольно крутил башкой и фыркал, - Воздух хороший и гаишников нету. - Ночное светило изумительно серебрит хвою этих величественных деревьев, - поддержал беседу я. - Щас бы пива, - Гном мечтательно скукожил ебач. Я повернулся и чуть махнул рукавом в его сторону. Ебач покрылся мохнатым инеем. - Тогда водки, - пошёл на попятную он. - Давайте остановимся на этой чудесной залитой лунным светом поляне, – сбросил мешок в сугроб Олень, - Скорей же, Санта, доставай. Мы сжали в мозолях рук металл стаканов. - Ну, за успех дороги! – провозгласил я, - Жрите, братцы! - Будем! – согласился Гном. - Уф! – выдохнул Олень. - Бдышь!!! – сказали из чащи. - Птэньк! – сказал кусочек оленьего рога и отлетел вбок. - Бля сука! – взвизгнул рогатый, и присел в снег, - Облава блять! Таможня взяла! Пиздосы нам! - Там лось, лось! – радостно заорал какой-то пидор из леса, - Я его ранил смертельно в шею! Ща добью! - Ща добьёт, - Гном с грустью посмотрел в широкие оленячьи глаза, - Из ружжа. - Бдыщ! Бдыщ! – заговорили вдруг с разных мест. Над головами засвистело, - Бдыдыщ! - А-а-а-а блядь! – подскочил Олень и со скоростью современного катера устремился в никуда, увлекая за собой мешок с подаркам и меня, потому что я не терялся, и, предугадав развитие событий, залез на костлявую хребтину друга ещё после первого выстрела. - Бля, слы, царь зимы-властитель стужи, заморозь их что ли, а? Пристрелят ведь! Мы уходили галопом под свист картечи. - Да ну их на буй, дружище! – я пригнулся пониже, - Холодная пуля ничуть не мягче горячей. Прибавь-ка лучше ходу, дохлятина, вон через тот овраг уйдём. Выбравшись из оврага, мы тревожно огляделись и устало присели возле мощного корявого растения. - Думал уже продырявят, - Олень устало потрогал обломанный кончик рога, - Вот козлы. А где Гном? - Да пошёл он на буй, - я достал из-за пазухи сохранённый эликсир, - Чо ему будет-то? В такое говно и стрелять-то побрезгуют. Догонит, никуда не денется. Как бы в подтверждение моих слов мешок с подарками зашевелился, развязался и оттуда появился перепачканный чем-то коричневым Гном. - В чём это ты такой нарядный? – подпёр голову копытом рогач, - Чисто шатен. - Погоди, не отвечай, - я разлил, протянул стакан Оленю, а гномий поставил перед ним в снег, - Ни на что сейчас не намекаю, но обосраться в мешке с новогодними подарками для детишек – это залёт каких ещё не было даже с нами. Гном молча выпил, затем вздохнул, поник и протянул коричневый палец в мою сторону. Тогда выпил и я. Помолчал. Налил и выпил ещё. И осторожно понюхал заскорузлый перст. - Что? – мрачно, но с надеждой спросил Олень. - Шоколад жрал, паскудник, - я разлил снова, - думаю килограмма полтора попортил. - Волновался, - развёл лапами коротыш, - Не мог сдержать себя. - А, ну это ничего, - Олень повеселел, - Это пускай. В бутыле-то осталось? - Самые капли, - я расплескал остатки по чашкам, - Давайте двигать, а то рассвет уж недалёк. Через два часа надо быть на первой точке. Мы шли по ночному лесу, и мохнатые снежинки летели чуть впереди нас. Граница осталась за спиной, и впереди лежала первая финская деревушка. Из мягких ноздрей Оленя валил пар, ну чисто как из черепановского паровоза. Гном спотыкался и шмыгал носом. Мне не было холодно, мне побуй, я Дед Мороз. Голова болит… - Манька, блядь! – орал Колян, наливая стопарь мутного самогона, сидя на скрипучей скамье на кухоньке, точнее в уголке, отгороженном от остальной комнаты цветастой замусоленной занавеской. - Манька, блядь, ебаться давай, сука! – заливая в глотку своё пойло, ревел Николай. Он был типичным представителем сельского жителя уже давно не имеющего никакой работы и пьющего без перерыва горькую: редкие, сальные волосы неопределённого цвета; испитое, сизое лицо с заплывшими от беспробудного пьянства глазами; впалые, давно не бритые щёки; нос непонятной формы; потерявший очертания подбородок. Манька не отвечала на страстные призывы… «Вот же пиза сраная…» - сформулировал мысль Колян. Тяжело встав и сорвав занавеску, отделяющую «кухню» от основного помещения, он, сильно покачиваясь, подошёл к кровати, на которой лежала его жена Манька, молодая ещё женщина, довольно миловидной, типично деревенской наружности, не лишённая излишней полноты. - Манька, ёб же твою!.. – опять заорал муженёк. - Вставай раком, бля! - Коленька, да ты что?! – привычно-спокойно возразила Маня, - у меня голова болит, устала я, вставать завтра рано и месячные у меня… - Месячные? А это чо за буйня? – тупо-удивлённо уставился на неё Николай. - Ну, Коленька, это когда женщина не может как раз того, что ты щас хочешь. Ну, это когда такое красненькое оттуда течёт… - стыдливо и застенчиво начала было объяснять Маня. - Дык это когда из пиздищи кровянка штоль хлещет? – прервал её муж. – Ёбанна в рот, так это у тебя через день, блядина! И голова у тебя болеть каждый день стала после того, как ты в город полгода назад съездила, падла! - Ну, Коленька, ну правда не могу я сегодня, голова болит… - начала было канючить Манька. - А ну-ка, сюда иди! Колян схватил лежащую жену за руку и рванул с кровати. Та, испуганно завизжав, вырвалась при этом пнув муженька ногой в область паха и забилась в угол. Глаза Николая налились кровью. Несмотря на анестезирующее действие алкоголя, удар по яйцам был весьма ощутимым. Мозг Коляна, да и он сам перешли в состояние берсеркера. Развернувшись и схватив топор, стоявший у печки, он, тяжело ступая, подошёл к сжавшейся от ужаса Маньке. Мутно взглянув на неё исподлобья, Колян с обычным, как при колке дров, громким «Гхык!» рубанул жене по ключице, надрубив при этом кисть руки, которой она пыталась прикрыться. Ключица лопнула с сухим треском, пропуская острое топорище в мягкую плоть. Ещё двумя мощными ударами неудачливый ёбарь отсёк голову теперь уже бывшей супруги. Заливая всё тёмно-алой кровью, манькина голова с глухим стуком откатилась к тумбочке. - О, как… блядь… - промычал Колян, - таперича пиздеть не будет… Распластав прямо на полу то, что недавно было Манькой, он подкатил пинком голову к телу, крякнув, нагнулся и приставил её к шейному обрубку. Тупо посмотрев на получившуюся инсталляцию, Коля приспустил порты и выпростал коричнево-бугристый, венозный, полупривставший член. Резко откинув полы линялого, в заплатках халатика и с треском разорвав много раз штопаные панталоны, он раздвинул, согнув в коленях, безвольные манькины ноги с уже проявляющимися варикозными прожилками и буграми целлюлита на ляжках. Пьяно улыбнувшись, Колян ввёл в абсолютно сухое влагалище своё полустоячее достоинство. После трёх несильных и трудных фрикций он почувствовал что-то приятное – как будто поссал после двух литров. Николай вынул член. С его багровой, сморщенной залупы, как нить паутины человека-паука, к манькиной ляжке тянулась тонкая длинная белёсая капля. Колян с трудом встал на ноги, кое как заправив съёжившийся буй в портки. Голова бывшей супруги от его толчков немного откатилась в сторону. Кряхтя, он снова заботливо вернул её на место. Затем опять взял окровавленный топор и с привычным «Гхык!» со всего размаху всадил его в живот трупа, прорубив тело насквозь. Топор остался торчать в животе, как в колоде после колки дров. - Вот така вота… - с трудом связывая слова, удовлетворённо изрёк Колян, - а то голова болит, голова болит… Апельсиновый конец В старом холодном подъезде пахло плесенью и кошачьей мочой. Через грязное окошко на ступени падали солнечные лучи, в свете которых плясали миллионы пылинок. На площадке между четвёртым и пятым этажами, распивая портвейн, сидели дети. - Если ты думаешь, что мне необходим секс, - говорил четырнадцатилетний Миша, - то ты ошибаешься. Секс – это всего лишь один из способов получения удовольствия, как, скажем, просмотр фильмов или курение анаши. Рядом с Мишей, прямо на полу, сидела Маша. На ней были плотно обтягивающие джинсы и чёрная куртка. Миша, играя с длинными рыжими волосами Маши, продолжал: - В конце-концов, я могу иными способами порадовать свой член. Например, если его долго не мыть, ну, недели две или три, тогда он разбухает и начинает очень приятно зудеть. Маша громко захохотала и отпила из бутылки. Дверь на пятом этаже приоткрылась, и из щели показался блестящий похотливый глаз, воткнутый в лысую голову. - Один ветхозаветный пророк сказал, - слова десятилетнего Антона были обращены к лежащей у него на коленях Оле, - «И удалит Господь людей, и великое запустение будет на этой земле». Оля находилась в наркотическом угаре. Её розовый пуховик был ею же облёван, и блевотина уже засохла, и стала похожа на яблочную пастилу. Ноги Оли были раскинуты в разные стороны, ширинка на джинсах была расстёгнута. Антон гладил её по голове и показывал на стену: - Вот эту надпись я сделал шестьдесят лет назад. Миша закурил вонючую сигарету и продолжил: - Или ещё один способ: можно загнать под крайнюю плоть таракана и ходить так весь день, наслаждаясь приятными ощущениями. Маша сделала очередной глоток портвейна и передала бутылку Антону. Антон отхлебнул и сказал Оле: - А Фома Кемпийский говорил: «Поистине жалость – жить на земле» и «оставь всё, и всё приобретёшь, оставь вожделение и найдёшь покой». Но знаешь, солнышко, это такой бред! - Ну почему ты не хочешь мне дать?! – воскликнул Миша, - Давай хоть напоследок этим займёмся! Маша вновь громко захохотала и отобрала у Миши сигарету. - Шри Рамакришна однажды сказал, - проговорил Антон, делая глоток из бутылки, - «Только слабое осознание моего «я» повторялось с монотонным однообразием» и «душа потонула в своём «я». Оля издала слабый стон, и приоткрыла бессмысленные красные глаза. - Или вот, - заявил Миша, - набираешь полную ванну, залазишь в неё, высовываешь из воды головку члена и садишь на неё несколько мух с оторванными крыльями. - Фу! – говорит Маша. Антон продолжал развивать свою мысль: - Но я был и Шри Рамакришной, и Фомой Кемпийским, и Исайей, и всеми ими сразу. Я проснулся в четырнадцатом веке и вспомнил, что до этого уже имел несколько перерождений. Прожив ту жизнь, я умер, и обнаружил себя родившимся в первом веке до нашей эры. Представляешь?! После очередной моей смерти, душа моя переселилась в новорожденного ребёнка из двадцатого века уже нашей эры, в хорошенькую американскую девочку по имени Бритни. - Маша, ну давай перепихнёмся! – не отстаёт Миша, стягивая с подруги её рыжий парик и бросая его в приоткрытую дверь. - Ах ты пидор! – восклицает Маша. - Я сначала решил, что если стану праведником, то смогу освободиться от этого мира: я перепробовал все религии: был и Шакьямуни, и Мухаммедом и Моисеем и кем только ни был. Всё бесполезно! - Поцелуй его! – просит Миша, расстёгивая ширинку. - Потом я решил, что, единственный способ освободиться от мира – это уничтожить сам мир. И я рождался Чингизханом, Наполеоном, Гитлером, Мао и так далее. Но всё было бесполезно! Оля вновь застонала. - Тогда, - продолжал Антон, - я стал просто пассивно существовать. И, наверное, перебывал почти во всех человеческих телах. Вы – последние, в ком я не был. Вы последние, оставшиеся в живых. - А как же та морда в двери? – спросил Миша. - Он уже мёртвый, - ответил Антон, - Это только проекция. К тому же, он – человек-улитка. - И что дальше? – спросила лысая Маша, отбирая у Миши очередную сигарету. - А дальше мы, видимо, объединимся в единую сущность, которая и будет Богом. Или Адамом. Или кем-то ещё. Цикл наконец-то заканчивается. - Знаешь, а я рада, что ты меня пробудил, - сказала Маша, - я успела за эти века столько всего пережить. Конечно, жизнь отдельного человека кажется ему долгой, но для нас она – всего лишь час в годах бессмысленного существования. - Да-да, конечно, - всё гундел Миша, - давай скрасим последние часы, и трахнемся. Как тогда, когда я был Цезарем, а ты - Клеопатрой. - Нет, нам пора! – вдруг заявил Антон, осторожно кладя голову мёртвой Оли на грязный пол и вставая. Бессмысленность, бесцельность, бесполезность и безрадостность бренного бытия равновелика беспредельному одиночеству солнца между светящимися фантомами из времени «никогда», которое находятся не там, где ты его видишь, которое существует не так, как ты его знаешь. Так покрывается слоем бреда бесконечная математическая индукция, так уходит в пространство небытия дробно-линейная функция арифметической прогрессии, так простираются в вечность последний интеграл и его апельсиновый конец. И так трое детей, держа друг друга за руки, выходят из подъезда в бескрайнюю, освещённую зимним солнцем, радиоактивную пустошь. Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Просим Вас зарегистрироваться, либо войти на сайт под своим именем.
Загрузка...
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Главная
487-107-816
