Нас считают
Истории - https://chukcha.nethttps://top.mail.ru/jump?from=963881" target="_top" rel="nofollow">
|
|
|
Русские в Турции :)
1 августа 2008 |
– Долбоебы, какие же все-таки они долбоебы эти Русские в Турции, - смеялся Серега, забрасывая пяток подписанных полотенец на крышу электроподстанции. – Начинался второй акт шоу. Скучно уже не было. (начало здесь)
И в тот же день, насинячившись до багровых осьминогов месной косорыловки, Серега отщелкнув собачку замка пластиковой телефонной карточкой, вылез через техэтаж на крышу. Ночь была безлунна, море спокойно, отель фактически спал, лишь подавала голос местная ночная дискотека. Голос этой дискотеки был малопонятным турецким изъёбством с примесью бубнов и тамтамов, и оптимизма Сереге, воспитанному на Андрианочелентано и прочей классике рока, не придавал.
- Мудаки блять, - размышлял он сидя на крыше и мастеря нехитрую снасть, с помощью которой собирался разворошить этот ебучий муровейник,- чё, спать сюда приехали уродыблять, были б тут наши, до утра бы голивудили - клокотала его неуемная натура от пьяной обиды. Через час с помощью приспособления, состоящего из лески, грузила и довольно крупного рыболовного крючка, Серега втянул на крышу почти все полотенца, заботливо вывешенные ебланами-бюргерами для просушки на перила балконов. Сторона отеля, обращенная к морю была фактически не освещена и Серега не сцал быть замеченным ленивой до опизденения отельной охраной, а на пляже никто по ночам ни разу не ебался, сколько Серега не таращил глаза вечерами с балкона. Внутренний же двор был освещен фонарями и подсветками бассейнов. - Фпизду такие риски, - отказался от затеи на этой стороне здания рыболов-любитель, - живите. И поссав с крыши улегся на на гору махровых трофеев. Вот так делают русские в Турции.
Спровоцированные сегодняшней вылазкой, Серегу нахлобучили воспоминания. Будучи молодым солдатом одной из частей на Дальнем Востоке, морозными ночами вместе с корефаном ходили они на «дело». Голод первого года службы вынуждал искать нестандартные пути для его утоления и выход был прост и виртуозен. Смастерив несложную приспособу из длинного шеста, веревки, лезвия и ножниц, они залазили на крыши домов в военном городке и срезали пакеты с едой, вывешенные за окна. Срезал Серега, а корефан ловил их в низу. Было песдато, но кончилась все неожиданно и даже несколько плачевно. Нет, Серега не упал с крыши, ёбнулся со страшной силой с высоты пятого этажа очередной срезанный пакет. - Хуясе скорость, - только и успел удивитца Серега. О том, что это не поросячий окорок, а 16-ти килограммовая гиря, которую заебавшийся от регулярной потери продуктов питания начпрод полка вывесил в целлофановом пакете за окно, Серега узнал позже. Руки корефана, заботливо подставленные под падающие с неба продуктовые дары, были вероломно вывихнуты во всех суставах, пальцы обеих ног отбиты и нехуйово ушиблена грудная клетка, а сам он, выйдя из госпиталя только через два месяца, уже до конца службы панически боялся построек любой высоты и вообще всех предметов выше себя ростом. Жесть, а не русские в турции
Анатолий срал уже полчаса, говно не заканчивалось, колбаской скользя в глубь унитаза. Что было самым странным - желудок даже не болел. Когда Анатолий понял, что с ним происходит нечто ужасное, он начал звать жену, совершенно забыв, что она уехала к ёбаной тёще.
- Таня! – кричал Анатолий в пустое пространство квартиры, - ТАНЯ!!! Ёб твою мать! Вызывай скорую, Таняяяя!
Из телевизора в комнате доносилась реклама тампонов и йогуртов, а Тани не было…
Холодный пот стекал по лбу, Анатолий в тщетной надежде смотрел на рулон туалетной бумаги, стоящий в углу туалета, срач не прекращался. Внезапно рулон зашевелился и из него вывалился маленький коричневый человечек. Он посмотрел на срущего Анатолия с выпученными коричневыми глазками и сказал, - ну што, довыёбывалсо?
-Ты кто? – выдохнул Анатолий, судорожно сжимая очко в тщетной надежде прекратить этот нескончаемый поток говна.
- Я то? Да ты совсем уже ничево не соображаеш! – ответил коричневый, - я бог говна, Калоброд! Ты што, никогда не слышал?
- Не слышшшал…- обессилено прошипел Анатолий, гавно с новой силой ринулось в унитаз.
Калоброд заложил ручки за спину и прохаживался перед изумлённым и испуганным человеком.
- Ну что, долбоёб, не нравицца тебе такой расклад? – посмеивался Калоброд.
-А кому понравицца….- парировал Анатолий, решив про себя, што он сходит с ума и будь што будет, может и вывезет кривая.
Между тем Калоброд остановился и, подняв вонючий пальчик, спокойно констатировал, - а всё могло бы быть совсем не так!
-Если только сам себе не враг! – продолжил Анатолий, вдруг вспомнив слова старой песни.
-Так вот, - продолжал Калоброд, - помниш, позавчера футбол смотрел?
-Помню!-
- А что ты во время просмотра жрал, помниш? –
Когда-то давным давно, когда люди не освоили еще всех трамвайных и троллейбусных линий, и трамвайные и троллейбусные линии вели куда-то в буераки, в овраги, в дремучие муромские леса, один троллейбус поехал и заблудился. И говорят, что однажды в полночь его можно видеть, он едет и весь светится огнями, как летучий голландец...
И вот, однажды, мне пришлось ехать из города Луганска славного в славный город Краснодон. Езды - минут сорок, время позднее. Мне нужно было проехать через весь город к какому-то перекрестку - там ходят рабочие автобусы. Стоял я час, стоял полтора и тут едет троллейбус. Естественно я, не раздумывая, прыгнул в него, в заднюю дверь, хлопнул по плечу какого-то мужчину в шляпе и говорю: "Мужчина, продайте мне талончик!" Он поворачивает лицо, изъеденное временем - "Ха-ха-ха!" - беззубым ртом на меня... Испугался я не на шутку и понял, что это действительно тот самый троллейбус-призрак. Ну, тут в репродуктор водитель: "Подойди-ка сюда, добрый молодец!" Испугался я не на шутку вообще... Иду, а все хохочут, тянут руки какие-то костлявые... Подхожу я к водителю. У него лобовое стекло завешано паутиной, вместо брелков висят настоящие летучие мыши - тоже посмеиваются о чем-то своем... А он и спрашивает меня: "Задай-ка мне такой вопрос, который в течении этих тысяч лет мне никто не задавал". И с трех попыток, естественно, как в любой сказке. Говорит: "Если задашь - отвезу тебя куда надо, если повторишься - будешь ездить с нами вечно". Тут у меня пот холодный градом - дзынь-дзынь - вот такие капли разбиваются о пол, говорю: "Сколько звезд на небе?" - "Ха-ха-ха!" - раз мне астрономическую цифру какую-то. Я говорю: "А сколько костей в теле собаки?" - "Ха-ха-ха!" - раз мне еще какую-то цифру. Думаю: "Ну, все..." И вот, буквально, крыша съезжает, чуть ли не в потере сознания - ну, согласись, страшно! Хватаюсь за поручень, весь обвисаю и тут такая мысль, абсолютно сквозная какая-то, говорю: "А почему тараканы не живут в поручнях троллейбусов?" Он призадумался, говорит: "Ты знаешь, такой вопрос мне еще никто не задавал... Я тебя отвезу, куда тебе надо". Я воспрял духом. Пауза... А потом он спрашивает: "А ты вообще знаешь, кто такие тараканы?" Я говорю: "Ну, там козявочки какие-то там, бегают..." - "Эх, приятель, да ничего-то ты не знаешь!" И вот он мне рассказывает легенду о тараканах. То есть, это самое начало... "Это мне еще рассказывала моя бабушка (можете представить, как это было давно)..." И вот он начинает рассказывать:
- Ты русский, если твоя мама не выбрасывает просроченный творог, а делает из него сырники.
- Если бабушка живёт с вами, а в её комнате висит ковёр на стене.
- В детстве ходил в кружок бальных танцев и в музыкальную школу.
- Ты русский, если бабушка разрешает тебе пить только кипячёную воду.
- Если твоя мама учительница или врач.
- Ты русский, если твоя бабушка красит волосы в сиреневый цвет.
- Если твои родители в Новый год вот уже двадцать лет смотрят один и тот же фильм "Ирония судьбы", делают салат "Оливье" и холодец.
- Если бабушка всё время говорит "Не ходи босиком и не сиди на полу, а то детей не будет!"
- Ты русский, если можешь рассказать несколько стихотворений наизусть.
- Если у твоей бабушки есть платье с цветочками и вечером она с другими старушками в таких же платьях ходит гулять.
- Ты русский, если твои родители думают, что Пиноккио и Winnie-the-Pooh - это жалкая копия, а Буратино и Винни-Пух - оригинальные версии.
- Если у тебя дома есть самовар и деревянные ложки с цветочками.
- Ты русский, если в пододеяльнике, которым ты накрываешься, есть прямоугольная дырка!
- Если ты знаешь, кто такой Чебурашка и, что Матрёшка - это не БабУшка!
- Если в детстве тебе после душа повязывали косыночку на голову.
- Если у тебя есть фотография с новогодней ёлкой, и на фоне открытого холодильника.
- Если ты знаешь, что Александр может быть Сашей, Шурой, Алексом или Саней.
- Если у тебя нет родных братьев и сестёр.
- Ты русский, если ты не можешь нормально загорать на пляже. Вместо красивого коричневого цвета, твоя бледная кожа становится ярко красной.
- Если, зайдя в квартиру, ты снимаешь в коридоре уличную обувь и переодеваешься в комнатные тапочки.
- Если без видимой причины ты лучше всех учишься по математике.
- Ты русский, если любишь натирать чесноком корочку чёрного хлеба.
- Ты русский, если у тебя в телефоне имена друзей написаны английскими буквами, а в конце списка по-русски написано "Дом".
- Если утром мама ругает тебя, если ты не стелешь кровать, так как нельзя сидеть на кровати без покрывала.
- Если на свадьбе родственников взрослые кричат "Горько!"
- Ты русский, если твоя бабушка, вместо того, чтобы выбросить старую одежду, использует её вместо пыльной тряпки.
- Ты русский, если ты и твои родители сидят в "Одноклассниках".
Когда Аллочка первый раз пришла на репетицию нашего любительского оркестра «Великий Удой» сжимая своими красивыми ручками, футляр от флейты, спокойствию мужской половины коллектива пришел конец. Женщины тоже не оставили без внимания ее появление. Их недружелюбные взгляды были достаточно красноречивы. Кудесница клавиш, Ядвига Павловна, или Большая Ядвига как мы все ее «за глаза» называли из-за необъятных размеров ее плодородного тела, обильно и нехорошо сплюнула на пол, осуждая возникший ажиотаж вокруг новенькой флейтистки.
Первой жертвой Аллочкиных чар стал наш ударник, Дима Волосюк. У него совершенно пропал хватательный рефлекс. Он все чаще стал ронять палочки на пол, и, нагибаясь за ними, косился на обнаженные ноги флейтистки, чуть прикрытые короткой мини-юбкой. После того, как на ответственном мероприятии Волосюк позволил себе очередной приступ вуайеризма, его с позором изгнали из состава оркестра.
Но не красивые Аллочкин конечности, и не другие ее неописуемые прелести не возбуждали нас так, как возбуждала ее игра на флейте. Вернее не сама игра, а подготовка к ней. Когда Аллочка облизывала губки и прикасалась ими к флейте, вся мужская половина нашего оркестра начинала коситься в ее сторону и с таким трудом отработанная и слаженная наша игра катилась коту под хвост. Аллочку пытались пересадить сначала позади всего оркестра, но после того, как саксофонист Иван Страпонов свернул себе шею, а альтист Вася при резком развороте не удержался на стуле и упал в проход зрительного зала, Аллочку посадили впереди всех. Прямо перед дирижерским пультом.
Какое то время все шло нормально, пока нетрадиционал и духовик Никифор Невзгода не узрел, как топорщатся брюки у нашего дирижера, Иосифа Штрена. При этом Никифор начинал сильно нервничать, неистово сосать мундштук своей валторны, и она переходила на омерзительный фальцет с присвистом... Да и наши йенги напрягались при одних только звуках ее флейты. Перед глазами начинали появляться неприличные картинки с Аллочкиным участием, и отлаженный механизм «Великого Удоя» начинал давать сбои в работе.
За окном пели птички и ярко светило утреннее солнышко. День удался, даже толком не успев начаться. Нурсалий решил, что именно сегодня он может позволить себе слегка расслабиться. Быстро слетал на кухню, где его давно дожидался припрятанный косячок. Счастливо улыбаясь он вернулся в комнату, придвинул поближе к окошку огромное кресло и уселся в нём поудобней. Подкурил, затянулся и выпустил аккуратное колечко горьковато-сладкого дыма. Медленно оно поднялось к потолку и растаяло, за ним ещё одно и ещё. Как красиво, подумал Нурсалий. Тут же вспомнился друг детства, который начал курить только для того, чтоб пускать эти самые колечки. Интересно, как он там сейчас, столько лет прошло.
Сухой кашель за спиной заставил забыть о старом друге и обернуться, но в комнате, как ни странно, никого не оказалось. Только хомяк – единственный его сожитель привычно копошился в опилках. Наверное хватит, решил Нурсалий и потушил папиросу. И подумал, что было бы неплохо хомяку клетку новую купить с всякими прибамбасами, животина хоть и дурная, но что-то смешное отчебучить всегда умеет - потешить старого шамана. Хомяк будто почувствовал, что Нурсалий о нём думает, и перестал рыться в опилках. Теперь он с интересом смотрел на хозяина, как-то не по хомячьему склонив голову на бок. Не спуская глаз с Нурсалия, он стал медленно приближаться к дверце клетки. Подошел и ловким движением лапы открыл замок.
- Нужно выпить воды! – не своим голосом проскрипел Нурсалий и попытался встать, но не смог! Руки и ноги отказались ему повиноваться. А хомяк тем временем медленно полз на крышу клетки, вывернув голову так, что Нурсалий понял - это уже и не хомяк вовсе -
это демон! Точно, иначе шея бы давно хрустнула, а тварь сдохла!
- Не дождешься человек, - пробасил хомяк. Нурсалий заорал, верней должен был, но из широко раскрытого рта вместо вопля послышалось лёгкое сипение – адский хомяк завладел его телом и разумом. Нурсалий попытался опрокинуть кресло, но тщетно.
Хруст веток… Пыль… Грозное сопение…
Особенно страшны идущие клином накуренные ежики - настороженный взгляд исподлобья, дробный топот маленьких лапок, шуршание встопорщенных иголок, потрескивание угольков в косячках...
горе зверю или человеку, вставшему на их пути…
Даже дятел, этот весёлый стукачок-затейник, затихает на дереве. Он не обольщаецца, что ежики не могут лазать по деревьям. Дятел знает, что один накуренный бобёр заменяет собой три бензопилы «Дружба», два накуренных бобра за три минуты выполняют суточную норму бригады лесорубов, а бобры у ёжиков всегда при себе…
Но вот ёжики удаляюцца на достаточное расстояние и дятел оживает. Мерный стук головы о клюв разносит по лесу сигнал опасности. Жизнедеятельность леса замирает. Медведи в берлогах торопливо досасывают лапы и готовяцца завалить ебало и вход в берлогу. Крот в норке начинает прочищать пересаженные жабры – в прошлом году, когда ёжики три дня пили на их поляне пиво, в норах утонуло 90% его соплеменников. Жабы в срочном порядке затыкают в попку пробку – ведь золотого правила «надутая жаба – хорошая мишень» никто не отменял. Черепахи начинают маскировацца под окружающий ландшафт – ёжики любят орешки, но не любят их грызть. Да и полезность для потенции черепашьего супа никто не отменял – а потенция ёжикам завсегда нужна…
Мысль о потенции ёжиков заставляет белочку глубже вдавливаться в спасительную темноту дупла. «Вдруг не заметят. Вдруг пронесёт. Вдруг проебали по дороге бобров». Ведь ни для кого не секрет, что когда ёжики не ходят клином, они размножаюцца с кем-попало – а попасца им может каждый… А уж лесная красавица белочка – желанная добыча для ёжика и сразу две звёздочки на член. Прячься белочка, прячься… Тебе уже ничего не поможет… Грозный рок уже занес над тобой карающий меч. А, да ведь ты еще не знаешь, что заботливый клюв дятла уже вывел над твоим дуплом «Дятла здесь нет, только белка…»
Хруст веток… Пыль… Грозное сопение…
Читать обязательно!!!
Бросала ли тебя когда-нибудь женщина, друг?
Помнишь ли, как тебе было больно?
Несмотря на твои уверения в том, что на такие мелочи тебе плевать и на все попытки показаться матёрым циником и похуистом, который вообще-то всегда САМ бросает баб, я уверен, что ты помнишь. Ведь здесь и предательство, и чувство собственной несостоятельности, и холодная кислота ревности (её больше всего). И горькое чувство удивлённой покинутости, словно у телёнка, который мирно посасывал тёплое вымя, а ему обухом промеж беззащитных шелковистых ушей. Телятинка нежная.
Ты просыпаешься на мокрой подушке, и стыд, стыд, ведь мужчины вроде бы не плачут.
Пытаешься извести, выскоблить её образ из себя, но на этой стадии это под силу только героину. Проблема лишь в том, что у этого замечательного лекарства есть одно маленькое побочное действие: за полтора года переделывает человека в полноценное насекомое. Которому, справедливости ради надо отметить, действительно похуй на всех баб планеты. Но насекомые долго не живут.
После службы Михуя в армии много воды утекло. Но блядство свое он не забросил. Что ни день, то новая баба. Ни семьи не надо, ни потомства – одна ебля на уме. Говорит, мол, наебусь до 35 лет, как следует, а там можно и жениться, детишками обзавестись.
Если вспомнить Михуя, который уходил в армию – падонак и распиздяй, и сравнить его с Михуем нынешним, то отличий будет до хуищща. Заматерел пацан, открыл свое дело, и хотя олигархом пока не стал, купать телок в шампанском себе позволить может, равно как и европейские двухнедельные туры покупать три раза в год. Естественно, с блядьми.
Правда, все время ездил на «Фольксвагене» 96-го года выпуска. Дескать, эта лошадка его устраивает, а на новую заработаю со временем.
Тут хуяк – в один из недавних дней Михуй на новом «Бумере» прикатывает. Представительского класса, со всеми наворотами. Бля, ну точно где-то подряд крупный взял, да половину суммы с него и спиздил. И не колется, сволочь, откуда у него «Бумер» взялся. Темнит, хоть ты выебись… Ладно, хуй с тобой, золотая рыбка, думаю. Посмотрел на его точилу, позавидовал. А потом думаю: «Бля-буду, а ведь это «Бумер» Андрюхи». Есть у нас еще один такой кент, тоже бизнюк. И номер на этой машине тот же. Эх, дай-ка, думаю, пообчаюсь с Андрюхой – не мог он свою ласточку ни с тог, ни с сего продать.
Звоню, забиваю стрелку.
Приезжает Андрюха, а на нем лица нет. Привет – привет, как дела, да нихуйово, отвечает. А я вижу, что дела-то пиздец, не в дугу. Ну, я его и давай на разговор про машину выводить.
Андрей тоже сначала долго темнил, а потом и говорит:
- Да, продал я машину Михую, потому как ездить мне на ней в лом…
Увидев в моих глазах удивление, неохотно продолжил:
- Михуй в последнее время начал гламурных телок снимать. Ну, ты знаешь этот кабак на Большой Садовой, где эти бляди, которые до хуя высокого о себе мнения, тусуются…
И вот на прошлой неделе Михуй снял там какую-то бабу. Вроде русская, а на морду и говор – как с Кавказа. Одета очень хорошо, в бутиках, видно, тряпки покупает, парфюмом элитным пахнет, манеры уточенные, денег немерено… Они побухали вместе, и он ей предложил на левый берег Дона поехать – прогуляться. Рассказывал, что встал у него не нее так, как ни на кого раньше не вставал. Душ, мол, кому хошь продам, тока бы ее на член нанизать…
Аднажды летней ночью, я намылилсо сгонять за пивасиком. Времени было пачти што 3 часа и жоскае пахмелье не давало пакоя. Перепил накануне... Сабралсо, вышел, дашол да ближайшева кругласуточнава магазина, купил пива и патопал абратно. Дойдя да сваево падъезда я решил, что некуй торчать в такую акуительную ноч дома. Сел на скамейко, аткрыл пиво, вдахнул свежезагаженный гаратской воздух и падумал, что жызнь, местами, весьма пазитивнае явление. Вдруг слышу истошные вопли, пахожые на звук сирены, что воет при всяких там чрезвычайно апасных ситуациях и прочих катаклизмах. Паварачиваю башку и вижу забавную картину: двое кашакоф епашатсо насмерть за право ипать сидящую непадалеку кошку. Ну, казалась бы, ничотакова, как вдрук адин ис кашакоф внезапна сдаетца и с пазором атваливает ф сторану. Пабедитель биспалива вскарабкалсо на трафейную кошку и начал драть иё с невероятным усердием, ниабращая внимания на акуевшего алканавта (меня то есть), каторый с нескрываемым любапытством взирал на праисхадящие. Тут вазвращается пабежденный кашак, садитсо рядом с епущейся парачкой и начинает выть. Пля, я чуть нипраслезилсо. В ево вое было столько горичи и абиды, что аж пистец. Никагда не слышал, чтобы кашаки так выли. У мну чуть уши не заложило. Пасачуфстваваф воющему пазорнику, я сабрасло было уйти, как степень маево пиздецкакова акуевания возрасла до акуеннай степени пиздецкакова акуевания: пабедитель, атадраф кошку, паспешна ретировалсо и на толька что атодранную кошку вскарапкался пабежденный пазорник, начав драть иё с неменьшым усердием. Блё, аказываетсо среди кашаков тоже есть извращенцы
- Я почти научилась играть! – она стояла, пафосно прижимая гитару. – Послушай!
Света затренькала по струнам, извлекая из прекрасного инструмента жалобное позвякивание. Если бы у меня были такие ногти, я бы и номер телефона набрать не смог, а не то что зажимать струны.
- Ну как? Узнал? – она восторженно хлопала ресницами, видимо, находясь от себя в совершенной эйфории.
- Ну конечно, давай еще раз, я подпою. Поехали… Жи-ли у ба-бу-си, два ве-се-лых гу-ся. Эй, ну что ты остановилась? Там сейчас моя любимая часть будет.
Я прижал руки к груди и затянул фальцетом:
- Один серый, другой бе…
Между прочим, получать гитарой по морде, хоть и не с размаху – больно.
- Не обижайся детка, у меня просто нет слуха, так что же это было?
- Это «One» Металлика, неужели не узнал? – экзальтированное состояние моей пассии как рукой сняло.
- Ну, гитара это сложновато, солнце. Может тебе лучше на флейте играть?
- Разве на флейте легче?
- Ну, просто когда такая шикарная девочка будет держать у губ флейту, всем будет плевать, что за звуки она издает.
Я честно сказал комплимент. И чего она обиделась? Уходил я в самых расстроенных чувствах. Секса мне опять не видать. Да что за херь, живу как монах. Надо как-то исправлять ситуацию.
На следующий день при галстуке и с букетом я, лыбясь самой располагающей улыбкой, стоял у двери моей мучительницы.
- Прошу прощения, я был несносен!
- Угу, - она приняла букет, как полагается понюхала ничем не пахнущие розы. – Красивые.
- Я заслужил прощение?
На часах была полночь с десятью минутами.
- Аццкое время. – Ершова кивнула в сторону настольных электронных часов, которые все мои друзья почему-то называют «Бигбэн для слепорылых». Наверное потомушта они размером с тиливизор.
- А ещё и Хеллоуин, если вспомнить… - Я добавила свои три копейки в атмосферу предвкушения чего-то страшнова. – Зомби по улицам шляюцца без регистрации, упыри шастают по кладбищам, кровь пьют невинную.
- Ну, зомби без регистрации у меня самой дома щас спит. Ничего стрёмного особо. Только пьёт много, и волосатый как пиздец. У меня уже аллергия на ево шерсть жопную. – Юлька с любовью вспомнила о супруге. – А на кладбищах нету крови невинной. Там икебаны одни. Упыри сегодня остануцца голодными.
- Вряд ли. Сегодня там полюбому будет опен-эйр готически настроенных мудаков. Я за упырей спокойна.
- Ну слава Богу. Пусть поедят вволюшку. Празничек у ребяток. А готов нам не жалко. Отбросы общества.
Ершова яросто стирала празничный макияж влажной салфеткой, и принюхивалась:
- Кстати, чем так воняет?
- Грязными хуями? - Предположила я, и подёргала носом. – Может, отрыжка после вчерашнего?
- Шутка своевременная, смешная. – Ершова швырнула грязную салфетку на пол, и тоже зашевелила ноздрями. – Не, ацетоном каким-то штоле…
Я внимательно посмотрела на коробку с влажными салфетками, из которой Юлька уже вытащила второй метр, и заржала:
- Не ацетоном, а специальной хуйнёй! Это салфетки для чистки офисной техники. Я на работе спиздила когда-то.
- Тьфу ты, блять! – Ершова брезгливо отшвырнула коробку. – То-то я чую, у меня рожа вся горит. Ну-ка, глянь: аллергии нету?
Юлько лицо на глазах опухало. Вначале у неё опух лоб, и она стала похожа на неандертальца, потом отек спустился на глаза, и Юлька стала китайским питекантропом, а потом на нос и губы – и вот уже на меня смотрит первобытный Гомер Симпсон с китайскими корнями.
- Ершова, ты немножко пиздец как опухла. – Мягко, стараясь не вызвать у Юльки панику, намекнула я на новое Юлькино лицо. – В зеркало смотреть нинада.
В кабинете царила такая тишина, что было слышно, как потрескивает паркет. Двое мужчин поглядывали друг на друга исподлобья. Наконец, один из них нарушил молчание, которое становилось враждебным.
- Так и почему бы вам не поделиться информацией? – спросил он. – Согласитесь, от вас не убудет.
- Давайте сразу договоримся – у меня нет информации. Есть наблюдения, случайно замеченные… детали, и всё это наводит на очень странные выводы. Вам когда-нибудь приходилось делать очень странные выводы?
Первый мужчина потянулся к нагрудному карману пиджака, где лежало удостоверение, но передумал: хозяину кабинета и так прекрасно известно, кто он и откуда.
- Я начал служить, когда вы были еще студентом. Естественно, мне приходилось делать разные выводы, в том числе и очень странные.
- Нет, вы не поняли. Я имею в виду такие выводы, которые противоречат всем вашим представлениям об устройстве мира. Бьют по фундаментальным понятиям. Я вовсе не желаю, чтобы вы делали такие выводы с моих слов.
- У меня нет задачи оценивать вашу компетентность, - первый мужчина приподнял брови. – Я всего лишь пытаюсь понять, что происходило с ним в тот день до и после крушения на шоссе. В этом действительно есть что-то странное…
Заведующий отделением интенсивной психотерапии выдвинул ящик стола, достал пачку смятых листов А4 и протянул гостю. Тот стал осторожно перекладывать листы, рассматривая сделанные на них карандашные наброски.
- Надо же… Он у вас заделался художником?
- Он быстро сдаёт. Три инфаркта почти подряд, четвертого ему не пережить. Эти рисунки ему помогут… поскорее отправиться на тот свет. Когда он заканчивает новый, может сутки подряд лежать плашмя. Его так колотит, что с потолка штукатурка отваливается.
- Он пытается нарисовать женщину, доктор?
- Здесь всё в хронологическом порядке – первые сверху и так далее. Смотрите дальше.
Перебирая листы, мужчина из спецслужбы вздергивал брови всё выше.
- Вот, уже вполне узнаваемо. Одна и та же. Получается, он с самого начала пытался нарисовать именно ее?
- Он совершенствуется. Одаренная личность. Кстати, а вы не скажете, в порядке взаимного информирования – кто же он на самом деле такой?
Дверь открылась, и в новенький, ещё пахнущий краской, офис уверенным шагом зашёл дородный мужчина. Никто не обратил на него особого внимания, здание еще достраивалось, нормальной охраны не было и по сданным этажам шлялся кто попало, и только секретарша Олечка, с трудом открыв слипающиеся после сытного обеда глаза, спросила:
- Вы к кому, гражданин?
- Да собственно ко всем к вам, дорогие мои. – Густым басом прогудел мужчина и все невольно посмотрели на него.
- По какому поводу, если не секрет?
- Да по самому обыкновенному, милочка, как обычно. – Мужчина уже по-хозяйски огляделся и подошел к Олечкиному столу. – Меня зовут Песец, а фамилия Полный.
- И что из этого следует? Вы договаривались с кем-то о встрече?– девушка всё еще не вышла окончательно из дрёмы и даже не повела глазом, когда в углу вдруг истерично засмеялся менеджер Славик.
- Договоры не моя стихия, я всегда прихожу неожиданно. – Мужчина добродушно усмехнулся. – Простите, что пришел пораньше, заранее пришлось выехать – пробки, сами знаете какие сейчас.
- А ближе к делу можно?
- Да запросто. Через десять минут этажом выше уронят сейф и вот эта стена рухнет и придавит всех присутствующих.
Славик вдруг сорвался с места и почти добежал до двери, но в самом конце споткнулся об подставленную мужчиной ногу и упал, звонко ударившись об стенку головой.
- Ну что вы как дети прямо? Всё, ребятки, вы попали, и выхода отсюда у вас нет.
- Пипец. – Прошептал Славик.
- Я – Песец. А Пипец – это братишка мой, младшенький. Балбес еще тот. Он по мелким пакостям специализируется: следы помады на рубашке, кофе на новую юбку, упавшее мороженное, ну, и тому подобное.
Вампир умирать явно не собирался. Нашпигованный серебряными пулями, мокрый от святой воды, проткнутый осиновыми колышками в шести местах, он ворочался на замшелом надгробии, что-то глухо бормотал и пытался подняться. Оставалось последнее средство: приложенное ко лбу упыря распятие должно было выжечь мозг. Ван Хельсинг брезгливо перевернул порождение тьмы и ткнул в него крестом. Вурдалак неожиданно захихикал и непослушными руками стал отталкивать распятие.
- Этого не может быть! – ошарашенно обронил вслух охотник за вампирами.
- Может, - неожиданно отозвался упырь густым хрипловатым басом. – Крест, я чай, католический?
- Ну…
- Хрен гну, - недружелюбно отозвался вампир. – Нам от энтого щекотка только, да изжога потом. Православные мы, паря.
В доказательство вурдалак распахнул на груди полуистлевший саван. Среди бурой поросли на груди запутался крестик на шнурке, причём явно серебряный. Ван Хельсинг от неожиданности сел на соседнее надгробие. О подобном не говорилось ни в «Некрономиконе», ни в «Молоте ведьм», ни даже в пособии «Исчадия ада и как с ними бороться», изданном в Ватикане четыре столетия назад.
Пока охотник собирался с мыслями, упырь, наконец, сел, трубно высморкался и, покряхтывая, стал вытаскивать из себя колышки. Покончив с последним, он покосился на противника:
- Ладно, сынок, пошутковали и будя. Тебя как звать-то?
- Ван Хельсинг, - машинально откликнулся охотник.
- Ван… Ваня, стало быть. Ну, а я Прохор Петрович, так и зови. Нанятый, что ли, Ванюша?
- Се есть моя святая миссия… - пафосным распевом начал Ван Хельсинг, однако Прохор Петрович иронически хмыкнул и перебил:
- Да ладно те... Миссия-комиссия. Видали мы таких миссионеров. Придёт на погост – нет, чтоб, как люди, поздороваться, спросить как житуха, не надо ли чего… Сразу давай колом тыкать. Всю осину в роще перевели. А подосиновики - они ить без неё не растут. Э-э-эх, охотнички, тяму-то нету… Живой ли, мёртвый, а жить всем надо.
- А… а зачем вам подосиновики? – поинтересовался Ван Хельсинг, не обратив внимания на сомнительную логику вурдалака.
- Известно, зачем: на засолку. В гроб дубовый их ссыпешь, рассолом зальёшь, хренку добавишь – вкуснотишша! На закуску первое дело.
- Так вы же это… - охотнику почему-то стало неловко, - должны… ну… кровь пить.
|
|